«Не больше десяти минут и ты вернёшься!»
Реборн позволяет себе раздражение, когда опускается за стол в комнате, отведённой ему Примо. Он оставляет включенным только ночник кладёт перед собой пистолет. Тот не требовал полной разборки, но это помогает отвлечься. Не больше десяти минут? Он здесь уже почти сутки и это, безусловно, интересный опыт, но в своей сути совершенно бесполезный. Большим пальцем отводит защёлку магазина до отказа, указательным — оттягивает выступающую часть, извлекая его.
Нет ни одного человека, имеющего хоть какое-либо отношение к мафии, кто не слышал бы о Вонголе. Нет ни одного человека, который не знал бы, сколь могущественным было первое поколение, не смотря на своё миролюбие. Реборн лично был знаком с Девятым и, смотря на Примо, думает, что его Воля, пусть и искажена, но всё ещё жива. Реборн соглашается помочь Бовино только потому что у них были незаконченные дела: ни эта семья, ни её дела его не интересовали. Реборна вообще мало что интересовало. Он безукоризненно выполнял свою работу и всегда предпочитал держаться от всех особняком, но слово, некогда данное, держал. Бовино сказал, что это «Десятилетняя базука». Сказал, что он должен будет отправиться на десять лет вперёд на непродолжительное время. Но десять — не сто. А первое поколение — не будущее. Реборн говорит: «Это ненадолго. Скоро всё вернётся в привычное русло.» — Но как скоро не знает сам и это, стоит признать, беспокоит. У него нет времени на пустое, а по другому подобный опыт никак нельзя было назвать. По крайней мере, пока.
Отводит спусковую скобу вниз и после влево, отводит затвор от рамки, возвращая скобу на место. Снимает со ствола возвратную пружину. Эти движения заученные до рефлекса: Реборн действует машинально, желая просто занять руки, методично и неторопливо. Шаг за шагом. Отделить шептало и затворную задержку от рамки. Отделить рукоять от основания рукояти, боевую пружину и курок — от рамки. И так, пока не закончишь разборкой магазина.
Реборн смотрит на части пистолета и откидывается на спинку стула.
Безусловно, увидеть собственным глазами Примо и Секондо многого стоит, но эти знания совершенно бесполезны. Никакой выгоды он из этого не получит, вернувшись в своё время, однако, если это «путешествие» не затянется, то, всё же, пользу из этого извлечь можно. Было бы хорошо увидеть каждого из них в деле, но какова вероятность, что ему это удастся?
Он собирает пистолет так же машинально, бросает короткий взгляд в окно и всё же опускается на кровать: оружие кладёт под подушку, ложится, не переодеваясь, и натягивает шляпу на глаза. Тихо. Слишком спокойно. Кажется, будто само время остановило свой ход и это почти сбивает с толку. Расслабится не получается: неважно, что это Вонгола, что это время правления Примо, важно, что это чужая территория. Инстинкты обостряются и не дают уснуть, требуют быть настороже и в любой момент быть готовым. Он прислушиваются к шуму листвы за окном, к громкому отсчёту секунд, мысленно прикидывает планировку дома, исходя из того, что видел, и не замечает, как проваливает в дремоту. Стук в дверь натягивает нервы до предела и Реборн выхватывает пистолет быстрее, чем открывает глаза, но опускает руку стоит только услышать голос Секондо.
Риккардо исправно выполняет свои «обязанности»: составляет ему компанию за завтраком, проводит экскурсию, рассказывает что к чему — всё это до желчи в горле кажется Реборну фальшивым. Он знает, что тот предпочёл бы отправиться вместе с Джотто и чувствует себя заложником, что лишь сильнее обостряет врождённые инстинкты, требующие доказать обратное, но понимает чужое опасение, поэтому так же исправно, но совершенно не старательно отыгрывает свою роль.
Пустые слова и сухие факты, которые ему известны и без учтивых разъяснений.
Реборн ничего не говорит, никак не комментирует и не задаёт лишних вопросов. Молча следует за Риккардо и лишь изредка поддерживает диалог из вежливости, не пытаясь выказать хотя бы малейшую заинтересованность. Они оба знают, что всё это не более чем дань уважению к Примо, не более. Они оба предпочли бы этому досугу что-то более существенное. В конце концов, всё своё внимание Реборн концентрирует на Риккардо. О нём мало что известно, лишь то, что он был Вторым боссом Вонголы и единственным, кто никогда не использовал оружие в бою. Его Пламя имело невероятно разрушительную силу: Реборн видел лишь малую часть его способностей и надо сказать, что даже это впечатляло настолько, что становилось ясно — слухи об этом человеке не были преувеличением. Реборн знает, что этот человек не был столь же мягок, как и Примо. Знает, что именно после того, как он станет во главе Вонголы та начнёт преображаться, станет сильнее и могущественнее. Знает: его взгляды радикально отличаются от взглядов Джотто. Так что же заставляет тогда этого человека столь безукоризненно исполнять прихоти Примо? Выжидает или на самом деле настолько предан? Риккардо не был из тех, кто готов прогнуть хребет перед чужой волей, но Воля Прима была ни с чем ни сравнима, его сила была легендарной, его интуиция — безоговорочной: от взгляда этого человека ничего не могло утаиться. Дело в признании чужих способностей? Смирении?
Когда Примо приводят с переговоров без сознания и едва живого, Реборн остаётся совершенно спокойным. Не меняется в лице, не чувствует ничего: у него нет ни одной причины волноваться об этом. Он знает, что сейчас Джотто не погибнет. Он никак не связан с этим человеком. Реборн остаётся спокойным, не заботясь о состоянии Первого босса Вонголы, но ещё внимательнее наблюдает за Риккардо. Чужое поведение говорит лучше любых слов и объясняет отстранённость: это то, что занимало его мысли? Дело в том, что у него Пламя Неба и он чувствовал опасность или в том, что хотел быть рядом, быть тем, кто не позволит чему-то подобному произойти, пошатнуть влияние Семьи? Пламя самого Реборна не обладает такой проницательностью, но этого и не надо: он знает следующий шаг Рикардо и в этот момент губ всё же касается сухая улыбка. Реборн касается пальцами краёв шляпы и встречает чужой взгляд, не способный скрыть ярости, ровно и прямо.
— Не сочтите за грубость, синьор, но на подобную экскурсию я бы составил вам компанию.
И это на самом деле не просьба взять его с собой: Реборн ставит Риккардо перед фактом, ему не нужно для этого разрешение. Не говорит, что не будет мешаться под ногами — как минимум, он слишком самонадеян, чтобы считать, что подобное вообще возможно — не спрашивает, какой у него план. Реборн думает, что, наконец, становится интереснее, что больше не надо играть в учтивость и можно заняться делом. Реборн чувствует, как чужое пламя обжигает, отзывается внутри животным инстинктом держаться подальше и, в тоже время, подстёгивает азартом.
— Это меньшее, что я могу сделать, чтобы отплатить вам за гостеприимство, — пустое — тоже, но достаточно для того, чтобы стать оправданным поводом.